Какая-то мысль неотвязно преследовала ее и не давала покоя. Может, она была связана с Флориной, а может быть, с беспокойством по поводу миссис Басс? Напрягшись, Эммелина вдруг почти поняла, что, кроме долга перед семьей, заставляет мистера Магвайра так тщательно избегать ее.
Да он от нее прячется – это сделалось вдруг пронзительно ясно.
Должно быть, он сердится на нее. Ведь если бы у семьи изменились вдруг планы и они отказались от поездки в Бостон или случилось что-то другое, из-за чего нельзя увидеться, он так и сказал бы. Ей нужно было услышать хотя бы какие-то несколько слов, в конце концов, вот уже много недель она жила одной только надеждой. Ей было физически тяжело в шлихтовальной, чудовищно одиноко из-за того, что не с кем поделиться тайной, но так или иначе она справлялась. Надежды ей достаточно. Но без надежды… без надежды…
Она устало побрела к дому. Почти вся семья сидела уже за большим кухонным столом. Теперь здесь были и мальчики. Не мальчики, а скорее красивые рослые юноши. Один из них был уже мастером в ремонтной, работал в корпорации «Мерримак». Эммелину усадили рядом с ним, и он сделал попытку-другую вовлечь ее в разговор, но она слишком стеснялась: чувствовала, что правильнее всего, по возможности, вежливо уклониться от любых ответов на вопросы о себе, и была слишком занята своими мыслями, чтобы самой о чем-либо расспрашивать.
Когда после ужина – женская часть семьи расположилась в гостиной у камелька, а она сидела позади всех, отодвинувшись, сколько могла, от огня, – раздался громкий стук в дверь, Эммелина даже не удивилась. Миссис Уайтхед пошла открывать, и почти сразу в комнату долетел пронзительный крик миссис Басс.
– Прошу прощения, Филомена, но я очень беспокоюсь об одной из живущих у меня девушек. Она работает у Ричарда, сегодня не пришла к ужину, и это уже не в первый раз.
Что за ложь! А может быть, правда? Эммелина ни в чем уже не была уверена. Сердце билось, как сумасшедшее. Гейл и Эми, посмотрев друг на друга, а потом на Эммелину, весело захихикали, предвкушая, как сейчас сядет в лужу эта противная миссис Басс.
Слышно было, как миссис Уайтхед пригласила нежданную посетительницу пройти в гостиную. Пожалуй, и ей приятна была перспектива привести в замешательство эту настырную крикунью. Мистер Уайтхед с сыновьями куда-то отправились сразу же после ужина, девушки вышивали. Ни прялок, ни приспособлений для ткачества в доме не было.
– Я ходила к Магвайрам, потому что уверена: именно он тут… – и миссис Басс не докончила фразу, многозначительно замолчав. Обе женщины были уже на пороге гостиной. – Переговорила с Айвори. Стивен, оказывается, на поминках в Эйкре, там умер кто-то из детей его брата. А я и понятия не имела. Я ведь не знаюсь ни с кем из тамошних…
Так вот, значит, в чем дело! Значит, была все же причина, по которой он не давал о себе знать!
– А девушку, о которой я говорю, зовут Эммелина Мошер. Она сейчас работает в шлихтовальной, у Ричарда, – продолжала миссис Басс, войдя уже в комнату вместе с миссис Уайтхед, но стоя спиной к Эммелине. Держалась и говорила она не совсем так, как в пансионе. Тон был по-прежнему властным, но она как бы извинялась за эту властность и всеми силами старалась быть приятной.
– А Эммелина здесь. Поужинала сегодня с нами, – откликнулась миссис Уайтхед. – Все в порядке, хотя, конечно, ей нужно было зайти к вам, предупредить.
Миссис Басс онемела. Потом вдруг крутанулась на месте с такой решительностью, словно все время знала, что враг совсем близко, но только не понимала, где именно. Лицо ее моментально побагровело и просто перекосилось от ненависти. Эммелина хотела вежливо извиниться, но слова так и застряли в горле. Выражение лица миссис Басс словно ввергло ее в столбняк.
– Сегодня-то она здесь, а в другие разы где была? Миссис Басс не проговорила, а прошипела эти слова. На миг показалось, что женщина вдруг исчезла, сверхъестественным образом превратившись в огромную черную змею. Змея стремительно скользнула между грядками на их файеттском огороде и с напоенным ядом раздвоенным языком метнулась навстречу Эммелине.
Миссис Уайтхед быстро сказала что-то дочерям, и они вышли из комнаты. Дверь за ними закрылась, и Эммелина невольно встала. Почудилось: город окружен забором и ее заперли, заперли со змеей. В поисках выхода взгляд скользнул к окнам. Но нет, они слишком малы, да к тому же змея обовьется вокруг нее прежде, чем она к ним доберется. – А это что?
Миссис Басс негодующе указала на Эммелину, но обвиняющий перст направлен был не на лицо, а ниже; там было что-то непреложно изобличавшее ее вину. Но что? Платье? Башмаки? Глянув вниз, Эммелина не увидела ничего необычного, разве что платье, пожалуй, туже, чем прежде, обтягивало ее. Лиф, который совсем недавно свободно поддерживал грудь, теперь как-то расплющивал ее, а еще ниже живот слегка оттопыривал ткань. Да, это было неожиданно, ведь живот всегда… И тут перед глазами мелькнула вдруг еще одна файеттская картинка. Она увидела мать. Та стояла около дома, усталая, но очень красивая. Заплетенные в косы волосы оставляли открытой шею – на дворе было лето. Лицо мамы блестело от пота, а платье облипало тело, особенно сильно натягиваясь на превратившемся в большой холм животе. Этим холмом был Джошуа, которому предстояло вскоре родиться. Виденье исчезло, и Эммелина уставилась на холмик, выросший на месте ее живота. Он был еще небольшим, но рос с каждым днем; да, это, безусловно, так, это правда, которую до сих пор она не впускала в сознание. Не в силах отвести взгляд от этой вдруг замеченной округлости, она медленно погружалась в бездонную пропасть отчаяния, а когда подняла наконец глаза, увидела прямо перед собой два лица: миссис Басс смотрела на нее злобно и торжествующе, миссис Уайтхед – удивленно, удрученно, с жалостью.