Эммелина - Страница 66

– Ах вот как… – тихо пробормотала миссис Уайтхед.

И вдруг Эммелина почувствовала себя зверьком, из тех, на кого отец ставил в лесу ловушки. Куда метнуться, чтобы получить желанную и так необходимую ей малость; как подступиться и как обойти препятствия? Нет, лучше всего сказать прямо. Опозоренным не к чему притворяться, придумывать тонкие ходы. Одно неловкое движение, и ловушка захлопнется окончательно. Хотя даже и непонятно, что еще может дать этот захлопывающий эффект.

– Так вы расскажете ему?

– Это сделает по моей просьбе мистер Уайтхед.

У Эммелины вспыхнули щеки. Она как-то совсем забыла о мистере Уайтхеде, но именно от него, может быть единственного во всем Лоуэлле, ей очень хотелось бы скрыть происшедшее. Он был так похож на пастора Эванса, в нем чувствовалась душевность, которой так не хватало пастору здешней церкви. Будь преподобный Эванс здесь, в Лоуэлле, с ней не случилось бы всей этой страшной истории.

Она спросила миссис Уайтхед, нельзя ли принести ей Библию. Наверху не было лампы, она не сможет читать, но будет хотя бы чувствовать ее рядом.

– Сюда доставят все твои вещи, – сказала миссис Уайтхед. О да, конечно. Ей ведь уже сказали об этом. Все принесут, правда, до этого миссис Басс перетрогает все своими руками, но ей нельзя сейчас думать об этом, иначе она не выдержит, вскочит. А волосок, на котором висит сочувствие миссис Уайтхед, и тонок, и туго натянут. Любой неверный шаг – и ее вышвырнут в пустоту, где у нее не будет уже никого, ничего, где к тому же не будет и ни гроша.

– Надеюсь, твоя тетя приютит тебя, – проговорила миссис Уайтхед. – Вплоть до ее ответа ты будешь здесь. Девочкам мы объяснили, что ты серьезно больна. Ты меня понимаешь, Эммелина?

– Да, мэм.

Миссис Уайтхед снова собралась уходить. Больше всего Эммелине хотелось, чтобы она оставила лампу. Так страшно очутиться одной в темноте. А рассвет так бесконечно далек!

– Спокойной ночи, Эммелина, – сказала, открывая дверь, миссис Уайтхед.

– Спокойной ночи, мэм.

Дверь плотно закрылась, и комната погрузилась в кромешную тьму.

Но, как ни странно, она заснула и почти не просыпалась и в эту ночь, и в следующую. Спала и днем. Несколько раз ее будили, заставляя что-то съесть. Минуло воскресенье, и ей принесли Библию. Она положила ее под подушку и, просыпаясь, нередко видела руку лежащей на книге, но стоило ей попробовать почитать хоть несколько строк, как веки сразу же тяжелели, глаза закрывались, и она засыпала, даже если проснулась совсем недавно.

В какой-то раз миссис Уайтхед, войдя, сообщила, что мистер Магвайр принял ее беду близко к сердцу и собирается выделить сумму, которую она заработала бы на фабрике за год. Она спросила, не передал ли он что-нибудь на словах, и миссис Уайтхед, неодобрительно поджав губы, ответила «нет» и добавила, что деньги она получит перед самым отъездом из Лоуэлла. Смысл последнего сообщения был не очень понятен; в первый момент она до конца осознала лишь то, о чем сама смутно догадывалась, а именно: ей больше не суждено увидеть Стивена Магвайра. Но через несколько дней, за время которых этот короткий разговор, подобно острящему нож точильному камню, прокрутился в мозгу, смысл сказанного вдруг высветился по-новому и ей стало ясно еще одно: они собираются отдать деньги, лишь окончательно убедившись в том, что она уезжает и они от нее избавляются. Как будто она могла бы помыслить остаться?! Ведь что у нее здесь теперь? Одни улицы.

Прошло немало времени, и мистер Уайтхед сказал, что они получили наконец известие от тетушки и в соответствии с ее распоряжениями ей нужно будет через два дня отправиться дилижансом в Линн. Сердце на миг провалилось куда-то при мысли о скорой встрече с Ханной Уоткинс, но в целом она отнеслась к сообщению равнодушно и, как и прежде, почти все время спала. Но наконец наступило то утро, когда миссис Уайтхед, войдя, объявила, что пора собираться в дорогу, и впервые за долгие дни, проведенные Эммелиной наверху, налила ей в умывальный таз не холодную, а теплую воду.

Все время, пока они ждали, она старалась не смотреть на мистера Уайтхеда, и только когда дилижанс подъехал, все уже сели и была ее очередь, осмелилась наконец-то поднять глаза. В этот момент он и передал ей конверт, прибавив, что там сто пятьдесят долларов, больше, чем было первоначально обещано.

– А сказать мне он ничего не велел? – спросила она.

– Нет, Эммелина, он не вправе делать это, – строго ответил мистер Уайтхед. Но, глянув ей в лицо, смягчился и добавил: – Ему было бы не достать столько денег без ведома миссис Магвайр. А поставив ее в известность, он не смел уже и слова сказать.

То, что миссис Магвайр все знает и сердится на нее, вызвало резкое чувство боли. В этот момент она с радостью обменяла бы выданные дополнительные деньги на неведение Айвори и несколько прощальных фраз с самим Магвайром. Считанные секунды они бы пробыли вместе, но в эти секунды он снова смотрел бы так, как когда-то, и успел бы сказать, что вовсе не по небрежности поломал ее жизнь, а потому что любил так сильно, что, окажись они снова вместе, все, наверное, повторилось бы снова.

* * *

Прошла чуть ли не минута, прежде чем она узнала Ханну в стоявшей у дилижанса женщине, но той понадобилось для узнавания еще больше времени. Поняв наконец, что перед ней Эммелина, Ханна всхлипнула и разразилась слезами. У Эммелины, хотя она и не отдавала себе в этом отчета, судорожно исказилось лицо. Странно было, что тетка, которую она вспоминала в общем без теплоты, льет слезы над ее несчастьем, а у нее самой нет сил расплакаться.