Эммелина - Страница 101

101

– Да, – ответила Эммелина, остановившись всего лишь в нескольких ярдах. – Я иду в Личфилд.

– В Личфилд? В такое время? – Женщина подняла фонарь выше. – Подойди-ка сюда, девочка.

– Да я не девочка. Я даже совсем не молоденькая, – ответила, подходя, Эммелина. – Просто свет фонаря вас обманывает. – Я совсем не молоденькая, мой сын – взрослый мужчина, – пронеслось в голове, и она пошатнулась, но женщина, подскочив, не дала ей упасть.

– Ладно, пусть не молоденькая. Но сколько еще до Личфилда, вы знаете?

– Нет, – покачала головой Эммелина.

– А сами-то откуда, если не секрет?

– Из Файетта.

– Вот как! – ответила женщина грубовато. – Ну, что ж. Заходите ко мне. Поешьте, передохните.

– Вы так добры, – ответила Эммелина. – Но мне не хочется утруждать вас, ведь ночь.

– Об этом не беспокойтесь. У меня и в доме, и в хлеву – хворые. Так что с вами, без вас – мне все одно не прилечь.

Женщину звали Френсис Турнер. Жила она вместе с отцом и сестрой. Все братья давно разъехались, кто куда, и даже младший недавно вступил в Первый кавалерийский полк Мэна. В семье держали несколько лошадей, но жили в основном с овец, а сейчас Френсис не спала ночами, потому что неведомая болезнь свалила вдруг половину отары и страшно было, что и весь скот пропадет. Положение усугублялось тем, что случилось это не когда-нибудь, а теперь, когда отец совсем немощен, а сестру (старше ее на два года) вот уже несколько недель треплет ужасная лихорадка. Рассказывая все это, Френсис то и дело проводила рукой по лицу, как будто старалась убрать приставшие к нему пушинки хлопка.

Вместе они попили чаю с хлебным пудингом (Мэтью очень любил его).

И почему все-таки каждое слово, любой предмет сразу же вызывают воспоминание о нем? От этого так тяжело, куда тяжелее, чем дома.

– Если хотите остаться, работы хватит по горло, – сказала Френсис Турнер.

– Вы очень добры, – смущенно ответила Эммелина.

– Дело не в доброте, мне действительно нужна помощь.

Эммелина задумалась. Искушение ответить согласием было довольно сильным. Она полсуток провела в дороге, Файетт остался уже далеко.

– У вас, верно, какие-то неприятности? – спросила Френсис Турнер и тут же быстро добавила: – Что бы там ни было, можете здесь остаться.

Эммелина впервые внимательно на нее взглянула и увидела открытое волевое лицо. Умные голубые глаза ярко блестели на фоне обветренно-красноватой кожи. Такой цвет лица чаще всего бывает у мужчин, круглый год работающих на воздухе.

– Я была замужем… – проговорила медленно Эммелина. – У меня есть ребенок.

Френсис спокойно слушала.

– Мужчина, за которого я вышла замуж, был… – Она вскочила, напуганная, словно слова уже сорвались с языка. – Мне все же нужно уйти.

Эта фраза ошеломила Френсис. В ее взгляде читались недоумение, беспокойство, разочарованность. Но она продолжала молчать.

– Когда я была еще совсем девочкой, ни одной ночи не проведшей иначе, чем под родным кровом, рядом с братьями и сестрами, меня отправили на заработки в Лоуэлл. Там, в городе, мой наниматель был ко мне очень добр, а я совершенно не понимала причины его доброты… Нет, неправда. Мистер Магвайр и в самом деле был искренне добр, но, к сожалению, полностью лишен чувства ответственности и…

Нет. Она просто не в состоянии видеть сочувствие в глазах сидящей напротив женщины. Оставшись здесь хоть ненадолго, она размякнет, потеряет самообладание.

– Простите, – шепотом выговорила Эммелина. – Мне действительно нужно идти.

И, взяв котомку, она выскользнула из дома – не сразу сориентировалась и прошагала какое-то время на север, к Файетту, прежде чем поняла, что идет не в ту сторону.

Солнце уже вставало. На небе – ни облачка. Предстоял еще один солнечный день. Дневной свет угнетал. Она предпочла бы еще какое-то время побыть под покровом тьмы. Разговор с Френсис глубоко потряс ее. Оказалось, она не готова общаться с чужими, не понимает, как себя с ними вести. Но больше всего пугало то, что через полчаса после знакомства она чуть не открылась совсем посторонней женщине. Будет ли возникать желание исповедаться при каждой встрече? Или все дело в том, что она только что вышла из дома, а Френсис Турнер и в самом деле удивительно располагала к себе?

Когда солнце взошло высоко, она свернула с дороги и побрела по-за кустами, почти все время оставаясь в тени деревьев. На дороге уже появились повозки и верховые. Заслышав за спиной топот копыт, она ложилась на землю, чтобы ее не увидели. Прошло какое-то время, и ей захотелось остановиться, передохнуть, но сдерживало опасение, что, разрешив себе расслабиться, она сразу уснет. А было уже понятно, что надо уйти от дома гораздо дальше, чем она поначалу предполагала, иначе страх, что ее узнают, будет преследовать непрерывно.

Солнце стояло почти в зените, когда, сдавшись усталости, она вошла поглубже в лес поискать место, где можно передохнуть.

Впереди виднелась высокая каменная ограда. За ней шел фруктовый сад. Еще подальше паслось стадо коров голштинок, и выгон был столь обширный, что дальний край его находился на расстоянии приличного хода от дома и хозяйственных построек. И сама ферма, и фруктовый сад были очень ухоженными и сразу напомнили о больших хозяйствах Файетта. Яблони зеленели. А дома листья вроде еще не проклюнулись. Но, может, она ошибается, а дело в том, что в последние дни она просто не видела творившегося вокруг. Внезапно нахлынуло воспоминание: они с Мэтью стоят на Лосиной горке, смотрят сверху на фермерские угодья и обсуждают, где им построить дом. Вскрикнув, она уронила на землю котомку и закружилась волчком, изо всех сил нажимая руками на веки, стараясь враз выдавить и уничтожить эти невыносимую боль причиняющие картины. Но они все не исчезали, пока наконец сознание не помутилось и она не упала без чувств.

101