Эммелина - Страница 39

Но пажити, представившиеся ей, когда она уже погружалась в дрему, были те пастбища возле Лоуэлла, на которых она никогда не бывала, но о которых была наслышана. А воды виделись вовсе не тихие, а бурные и пенистые. Низвергаясь вниз водопадами, они стремились в одном направлении и вращали, неутомимо и неизбежно, установленные в подвалах лоуэллских фабрик водяные колеса.

* * *

Наутро, в ткацкой, она только и думала, как бы не выдать случайно, что виделась вчера вечером с мистером Магвайром. Сама она абсолютно не сомневалась, что встреча была случайной, но понимала: многие этому не поверят. Две-три девушки, бывшие вчера в общей комнате, сегодня как-то по-новому, тепло поздоровались с ней. Скорее всего им просто хотелось загладить грубую выходку Мейми, но Эммелине и этого было достаточно: она очень дорожила любым проявлением участия.

Поэтому она была совершенно обескуражена и не знала, как быть, когда мистер Магвайр на виду у всех и на таком расстоянии от Коринны и еще двух работниц, что они могли слышать каждое слово, вручил ей плотную черную вязаную шаль, сказав, что жена, прослышав о девушке, не имеющей зимней одежды, способной согреть в январские холода, посылает ей это в подарок. Шаль была мягкой, как хлопковый пух в чесальне, и в то же время приятно тяжелой. Взяв ее в руки, Эммелина почувствовала и гордость, и смущение, и благодарность.

Как же отплатить миссис Магвайр за такой подарок? И сумеет ли она когда-нибудь это сделать?

– Ах, большое, большое спасибо, – проговорила она наконец. – Пожалуйста, поблагодарите от меня миссис Магвайр, она так добра, так добра!

Шаль была совсем новая. Но, может быть, именно так и выглядят вещи, когда богатые отказываются от них?

Внезапно она почувствовала, что на нее все смотрят. В сознании мелькнуло: зачем же он сделал подарок вот так, у всех на виду? И только придя в пансион в новой шали, она поняла, что иначе он этого сделать не мог. Как бы она появилась с обновкой – без объяснений?

Миссис Басс дала ей чернил и бумаги, а также кучу советов по поводу способов изъявления благодарности. В конце концов, с трудом подыскивая слова, Эммелина написала, что испытывает признательность, которую совершенно не в состоянии передать на бумаге, и втайне обрела надежду, что, может быть, в ответ получит приглашение прийти к Магвайрам и выразить благодарность лично.

– Если кого-то и можно назвать святой, то только Айвори! – изрекла миссис Басс.

Иногда Эммелине казалось, что шаль отдалила ее от всех в ткацкой. И в пансионе те, кто, казалось, уже начинал относиться к ней по-дружески, сделались холоднее. И все же она ни за что не рассталась бы с этой шалью. Теперь можно было не только не мерзнуть по пути на фабрику или обратно, но и спокойно гулять холодными вечерами. Она так и не отказалась от прогулок, хотя и приняла разумное решение возвращаться задолго до того, как в пансионе тушат лампы. И все-таки грызла мысль: как это несправедливо, что нельзя разом иметь и теплую шаль, и подружек.

Гуляя, она ни разу больше не встретила мистера Магвайра, хотя и не могла уже притворяться перед собой, что не ищет его повсюду. Он же и в ткацкой не говорил с ней больше двух фраз, если рядом не было других девушек. Может быть, он опасался, что повредит ей, если, подарив шаль, станет оказывать и другие знаки внимания. Но эти предосторожности – если она их правильно понимала – были напрасны. Не помогая ни в чем, они только разжигали желание снова по-настоящему с ним побеседовать или же как-нибудь быть отмеченной миссис Магвайр.

Однажды вечером она сказала Хильде:

– Кажется, кое-кто сердится из-за шали, подаренной миссис Магвайр. Коринна, например, раньше охотно со мной разговаривала, а теперь перестала. Не знаю, то ли Мейми настроила их, то ли… в общем, они ведут себя так, будто вовсе не миссис Магвайр, а он на самом деле сделал подарок.

– Если они так думают, то не знают ни Айвори, ни ее мужа, – ответила Хильда. – Он никогда ничего не делает, не посоветовавшись с ней. А Айвори! Это такая женщина, которая последнее отдаст, если решит вдруг, что тебе нужнее!

Это звучало убедительно, но все же не успокаивало, потому что и в голосе Хильды появилась какая-то жесткость.

– Но тогда, значит, у них нет причин сердиться, – сказала она неуверенно.

– Они завидуют.

– Но ведь у всех есть шали, – запротестовала Эммелина, – у многих даже жакеты. С чего им завидовать?

– Они завидуют тому, что тебя выделили.

– Как это «выделили»?

– А так, что, если бы ты ему не нравилась, он вряд ли стал бы говорить жене, что у тебя нет шали.

– Но ведь она отдала бы ее любому нуждающемуся! – Неясно было, на что она больше сердится: на Хильду или на грубость жизни, которую та утверждала. К тому же неясно было, так ли уж правильно она все понимает…

– Совершенно верно, – ответила Хильда, и в ее голосе прозвучало нечто похожее на сарказм, отчего поверить сухим, жестким словам было еще труднее. Несмотря на свою независимость, Хильда умела отлично лавировать, не нарушая ни писаных, ни неписаных правил. – Айвори подарила бы тебе шаль, неважно, кто ты и что ты, если бы знала, что ты в ней нуждаешься. Но если бы ты не была такой молоденькой и прелестно-хорошенькой, она никогда не узнала бы, в чем ты нуждаешься, потому что мистер Магвайр этого просто не разглядел бы.

– Но все это несправедливо! – воскликнула Эммелина так громко, что все сидевшие в общей комнате оторвались от своих занятий и посмотрели на нее.

– Правде не нужно быть справедливой, правда есть правда.

– Но мне даже не кажется, что я хорошенькая!