Эммелина - Страница 40

Хильда отложила книгу и посмотрела на нее долгим спокойным взглядом:

– Значит, пора узнать, что это так. И вести себя соответственно.

Но каким было бы поведение Эммелины, знай она, что она хорошенькая? В отличие от Фанни Бартлет в кокетстве ее не обвинишь.

Конечно, кое-кто счел бы ее излишне самонадеянной за мечту получить приглашение к Магвайрам. Но это тоже несправедливо. Ведь один раз ее туда уже приглашали. А кроме того, все это никак не имело отношения к ее внешности.

Хильда снова взялась за книгу, и лицо ее стало непроницаемым. Ясно было, что разговор окончен. Эммелина хотела было пойти погулять, но вдруг осознала, что Хильда воспримет это как вызов. Может, вечерняя прогулка и была тем, что казалось ей «несоответственным».

Следующий день был воскресным. Воскресений она боялась больше всех дней недели. Завтра Хильда, Лидия, Эбби и еще многие другие отправятся в епископальную церковь Святой Анны, а она, Эммелина, пойдет в одиночестве к себе в баптистскую. Кроме службы, обеда и ужина, ничего больше не будет. По воскресеньям недостаток занятости, накладываясь на одиночество, делал ее еще вдвое несчастнее. К тому же воскресенье – день, который нужно прожить, не видя мистера Магвайра. И если что-нибудь ужасное случится с ней в воскресенье, он не узнает об этом еще целый день.

Но это воскресенье выдалось необычным. Когда они вылезли из постелей, в спальне было немножко менее холодно, чем всегда. За завтраком царило оживление, которое можно было бы, конечно, отнести просто за счет воскресенья, если б не чувствовалось в нем нечто большее. Сам воздух, казалось, полнился ожиданием, и, когда они вышли из пансиона, чтобы отправиться в церковь, стало понятно, что наступила неделя январской оттепели. Даже и здесь, на городских улицах, отчетливо чувствовалось наступление этой волшебной недели, когда всем кажется, что весна придет раньше, чем сулит календарь, хотя и не раньше, чем хочется.

В Файетте, если оттепель стояла дольше трех дней, молодые ростки уже пробивались сквозь снег для того лишь, чтобы погибнуть с возвратом неведомо где таившихся холодов. В такие дни Эммелина всегда пыталась уговорить мать выйти и подышать воздухом, который после полудня на улице был теплее, чем в доме. Но мать помнила зимний холод – кровожадного врага, готового кинуться и растерзать, едва выйдешь за дверь, и она просто отказывалась поверить, что он исчез, уступив место приятной погоде. Зимой она выходила только по самым неотложным делам и в церковь.

В Лоуэлле было мало признаков оттепели, кроме прогревшегося воздуха да начинающего хлюпать под ногами слежавшегося снега. Девушки, выходя из пансионов, останавливались, озирались с улыбкой, а те, что уже шли по улице, двигались неторопливо и плавно, отбросив, казалось, на время любые заботы.

В церкви во время службы Эммелина все время вспоминала Файетт, иногда только отвлекаясь на мысли о том, как бы в подобающих выражениях объяснить мистеру Магвайру разницу между пастором Эвансом в Файетте и пастором Ричардсом в Лоуэлле. Когда служба кончилась, ее потянуло за город.

Стало еще теплее, и чуть не весь Лоуэлл высыпал на Мерримак-стрит. Все лица выглядели счастливыми, и только она одна, казалось, брела по улице в одиночестве. Здравый смысл говорил, что пора возвращаться домой – к обеду, что теплую шаль нужно будет оставить потом в пансионе, но есть еще не хотелось, а день не очень располагал к тому, чтобы слушаться здравого смысла. И, сама не заметив, как это случилось, она направилась к мосту и водопадам. Мистер Магвайр говорил ей как-то, что, перейдя Мерримакский мост, почти сразу оказываешься за городом, ну а если ей повезет еще больше, она встретит там и Магвайров. Это, конечно, было бы лучше всего, но и просто прогулка, верно, будет приятной.

В конце Мерримак-стрит гуляющих уже почти не было. Проехала какая-то карета, и, услышав детский смех, она с надеждой подняла голову. Но семья была незнакомой. Маленький мальчик и девочка чуть постарше, почти по пояс высунувшись из окна, с наслаждением вдыхали теплый воздух. Она посторонилась, но, увы, слишком поздно, чтоб уберечь юбку от комьев грязи, летевших из-под колес. Как жалко, что улица, ведущая от моста за город, покрыта таким глубоким подтаявшим снегом! Эммелина уже дошла до Потакет-стрит. Вот бы Магвайры проехали сейчас мимо, и миссис Магвайр пригласила ее на обед! А потом она вывела бы детей на прогулку! Одолевало искушение не повернуть вправо, к мосту, а пойти через Школьную улицу. Но она удержалась. Нельзя было допустить, чтоб ее вдруг увидели этакой жалкой девочкой-сироткой, словно молящей о тепле и приюте.

Уже виден был водопад. Никогда прежде он не казался таким живописным. Куски льда крошились под солнцем и рушились в белую пену воды. То там, то здесь в низвергающихся потоках мелькали громадные ветви деревьев с сухими осенними листьями, кое-где уцелевшими на сучках. Скользнув вниз вместе с пенным потоком, они плыли затем по течению в сторону фабрик.

Взойдя на мост, она облокотилась на перила; давая отдых усталым ногам, стояла поочередно то на одной, то на другой, глядела на проносимые рекой древесные обломки, падающие вниз со всей массой воды. Запрещая себе смотреть в сторону Магвайров, она снова и снова твердила, что хочет лишь погулять за городом.

За мостом дорога петляла среди заснеженных выгонов. Распознать ее было нетрудно: снег, утрамбованный копытами и колесами, подтаял и был темнее, чем в поле. Кое-где вдоль дороги виднелись безлиственные вязы и клены, но, не считая их, вправо и влево тянулись гладкие пустоши, которые – стоит прийти весне – зазеленеют травой. Молочная ферма отца была бы не хуже прочих в Файетте, имей он такие богатые выгоны. Или он мог бы выровнять редкие скосы и распахать эту землю, засеять ее чем угодно.